К книге

Зима тревоги нашей. Страница 6

– Нет, так нельзя. Ведь некоторые лет по двадцать сюда ходят.

– Слушай, мальчуган. Магазины Вулворта самому Джону Д. Рокфеллеру не отпустят в долг даже на пять центов.

– Да, но это надежные люди, почти все надежные.

– Что значит «надежные»? Если не уплатили, значит, деньги не пущены в оборот. Вулворт закупает целыми грузовиками. А мы так не можем. Надо учиться, мальчуган. Верно, хорошие люди. Но деньги тоже хорошая вещь. В баке слишком много обрезков.

– Это сало и кожа.

– Если сначала отвесить, а потом счистить, тогда можно. О себе не мешает подумать. Сам о себе не подумаешь – кто будет о тебе думать? Учиться надо, мальчуган. – Золотые коронки уже не поблескивали, потому что губы над ними были плотно сжаты, как маленькие ловушки.

Злоба всколыхнулась в Итене так внезапно, что он сам себе удивился.

– Я не мошенник, Марулло.

– А где тут мошенники? Это правильная торговля, а если торговать, так только правильно, не то прогоришь. Ты что думаешь, мистер Бейкер, когда платит по чекам, что-нибудь в придачу дает?

Итена взорвало, как перегретый котел.

– Теперь слушайте, что я вам скажу! – крикнул он. – Хоули живут здесь с середины восемнадцатого века. Вы иностранец. Для вас это пустой звук. Мы всегда ладили с соседями, всегда были порядочными людьми. Вы прилезли сюда из Сицилии и воображаете, что вам удастся повернуть здесь все на свой лад? Нет, ошибаетесь! Прикажете освободить место? Пожалуйста! Хоть сейчас, хоть сию минуту. И не смейте называть меня мальчуганом, не то получите по физиономии.

Теперь у Марулло засверкали все зубы.

– Ну, будет, будет. Вот взбесился. Я же добра тебе хочу.

– Не смейте называть меня мальчуганом. Наша семья живет здесь двести лет. – Эти слова ему самому показались ребячливыми, и его злость мгновенно выдохлась.

– Я не очень правильно говорю по-английски. Ты думаешь, Марулло просто итальяшка, макаронщик, шарманщик. Мои genitori[3], мое имя, может быть, насчитывает две тысячи, три тысячи лет. Мы, Марулло, родом из Рима, о нас сказано у Валериуса Максимуса. Двести лет? Подумаешь!

– Вы нездешний.

– Двести лет назад твои тоже были нездешние.

И вдруг Итен, окончательно остыв, увидел нечто такое, что может заставить человека усомниться в постоянстве данностей внешнего мира. Он увидел, как иммигрант, итальяшка, разносчик фруктов вдруг преобразился точно по волшебству; увидел купол его лба, сухой крючковатый нос, свирепые и бесстрашные глаза в глубоких глазницах, голову, покоящуюся на мускулистой колонне шеи, увидел в нем гордость, такую глубинную и непоколебимую, что ей ничего не стоило играть в смирение. Это было поистине открытие – из тех, что сражают человека и будят в нем мысль: если я вижу это впервые, то сколько же всего прошло в жизни мимо меня!

– Бросьте вы эти разговоры, – тихо сказал он.

– Правильная торговля. Я учу тебя торговать. Мне шестьдесят восемь лет. Жена умерла. Артрит! Очень больно. Хочу научить тебя, как торгуют. Может, ты не научишься? Многие так и не могут научиться. И терпят крах.

– Незачем тыкать мне в нос моим собственным крахом.

– Нет. Ты не понял. Я хочу научить тебя, как правильно торговать, чтобы краха больше не было.

– И вряд ли будет. Своей торговли у меня нет.

– Ты еще мальчуган.

Итен сказал:

– Слушайте, Марулло. Если уж на то пошло, так я веду за вас все дело. На мне бухгалтерия, заказы, я вношу выручку в банк. Стараюсь сохранить клиентуру. От меня к другим не уходят. Разве правильная торговля заключается не в этом?

– Да, да! Кое-чему ты все-таки научился. Ты больше не мальчуган. Бесишься, когда я называю тебя мальчуганом. Как же мне тебя называть? Я всех так называю.

– Попробуйте по имени.

– По имени – не чувствуешь дружбы. Мальчуган – по-дружески.

– Несолидно.

– Где солидно, там нет дружбы.

Итен рассмеялся.

– Когда работаешь продавцом в лавке у макаронщика, надо соблюдать солидность – ради жены, ради детей. Согласны?

– Показное.

– Конечно, показное. Будь во мне хоть капля истинной солидности, я бы ни о чем таком не думал. Не мешало бы вспомнить, что говорил мой отец незадолго до смерти. Он говорил, что уязвимость находится в зависимости от интеллекта, от чувства уверенности в себе. Слова «сукин сын», говорил он, могут уязвить только того, кто не уверен в своей матери. А, скажем, Альберт Эйнштейн, – он был еще жив тогда, – чем и как его уязвишь? Так что, пожалуйста, можете называть меня мальчуганом, если желаете.

– Мальчуган. Сам видишь, это по-дружески.

– Ну ладно. Что вы там хотели мне сказать насчет торговли? Чего я такого не умею?

– Торговля – это деньги. Деньги и дружба – совсем разное. Слушай, мальчуган. Может, ты слишком по-дружески, слишком приветливый? Деньги и приветливость – это совсем разное. Деньгам нужна не дружба, а еще и еще деньги.

– Вздор, Марулло. Мало ли я знаю дельцов, которые и приветливы, и дружелюбны, и вообще достойные люди.

– Когда дело в стороне – да. Ты, мальчуган, сам узнаешь. А когда узнаешь, будет поздно. Сейчас ты справляешься, в лавке все хорошо, но если она будет твоя, ты по дружбе и прогоришь. Я тебя учу, как в школе. Прощай, мальчуган. – Марулло согнул руки в локтях и, быстро выйдя из лавки, хлопнул дверью, и тогда Итен почувствовал всю тяжесть тьмы, сделавшейся по всей земле.

В дверь резко постучали чем-то металлическим. Итен отдернул штору и сказал:

– Перерыв до трех.

– Впустите меня. Я к вам по делу.

Незнакомец вошел в лавку – сухопарый, с виду вечно молодой человек, который никогда молодым не был; щеголеватый костюм, матово поблескивающие, гладко прилизанные волосы, взгляд веселый, неспокойный.

– Извините за вторжение. Но мне скоро уезжать. Хотел поговорить с вами наедине. Думал, старик никогда не уйдет.

– Марулло?

– Да. Я следил с улицы.

Итен взглянул на его белые руки. На среднем пальце левой он увидел крупный кошачий глаз в золотой оправе.

Незнакомец перехватил его взгляд.

– Не налетчик, – сказал он. – Я познакомился вчера с одним человеком, который хорошо вас знает.

– Да?

– Миссис Янг-Хант. Марджи Янг-Хант.

– А-а!

Итен чувствовал, как этот человек будто принюхивается к нему, второпях ищет ход, точку соприкосновения, чтобы завязать какой-то узелок.

– Славная бабенка. Расхвалила мне вас – дальше некуда. Вот я и подумал… Моя фамилия Биггерс. Ваш город в моем участке. Я от «Б. Б. Д. и Д.».

– Мы закупаем у Вэйландса.

– Знаю, знаю. Поэтому я и зашел к вам. Думал, может, вы захотите несколько расширить свои связи. Мы в вашем городе новички. Но осваиваем его быстро. Приходится делать кое-какие поблажки, чтобы зацепиться. Вам тоже было бы небезынтересно.

– Поговорите с Марулло. Он всегда вел дела только с Вэйландсом.

Голос не стал тише, но в нем появились вкрадчивые нотки.

– Заказы – это ваша обязанность?

– Да, моя. Марулло страдает артритом, а кроме того, у него много других дел.

– Мы могли бы чуточку скостить цены.

– По-моему, Марулло и так скостили сколько можно. Да вы сами с ним поговорите.

– Как раз этого я и не хочу. Мне нужен тот, кто делает заказы, то есть вы.

– Я простой продавец.

– Но заказы делаете вы, мистер Хоули. А что, если нам удастся выгадать пять процентов? Я могу это устроить.

– Марулло вряд ли откажется от такой скидки, если она не отразится на качестве товара.

– Нет, вы меня не поняли. Марулло тут ни при чем. Эти пять процентов будут наличными – никаких чеков, никакой отчетности, никаких неприятностей из-за налогов. Самые что ни на есть свеженькие зеленые листики перейдут из моей руки в вашу, а из вашей руки к вам в карман.

– Почему же Марулло не может получить у вас скидку?

– Соглашение об оптовых ценах.

– Так. Ну, а предположим, я соглашусь на эти пять процентов и буду отдавать их Марулло?

вернуться

3

Предки (итал.)